Возьмем советское общество…. Кстати, я не считаю советский период таким уж выморочным и так уж выпадающим из хода мировой истории. Я не сомневаюсь в советских добродетелях, это – истинные добродетели, но они слишком узки. Мне кажется, к советскому обществу надо подходить спокойнее. Оно вовсе не чудовищно, как его хотят представить, оно всего лишь предельно перенапряжено. Эта перенапряженность и послужила причиной фиаско советской системы. Жалко того, кто пытается переделать всю человеческую природу, при этом, даже не рассчитывая на поддержку Бога. В лучшем случае это закончится сильнейшим неврозом. Советский мир был крайне невротичен и не мог исцелить себя, он страдал кризисом самоидентификации и, как часто бывает в подобных случаях, разрешил свои проблемы суицидом. Такой финал можно было безошибочно предсказать по верному симптому – по среднетипичному отрицательному персонажу советской литературы.

Рассмотрим его поздний вариант, в меньшей степени осложненный идеологическими привходящими, в большей степени психологизированный, осуждаемый не столько за плохую классовую позицию, сколько за плохие человеческие качества. Каждая из черт этого негодяя убийственно рифмуется с настоящим. Он – гедонист, певец культа наслаждений. Без комментариев. Он сексуально раскрепощен и безответственно относится к женщинам. Опять-таки, без комментариев. Он – индивидуалист и сторонник частной инициативы, в некоторых случаях – частный предприниматель. Думаю, с этим тоже все ясно. Он слаб и постоянно ссылается на то, что обстоятельства сильнее его. Хотелось бы знать, кто из современных людей смог бы назвать себя победителем обстоятельств. Он не доверяет коллективу (и правильно делает). Он сомневается в человеческой природе вообще, и в этом, кажется, тоже прав. Складывается странное впечатление, что «отрицательный герой» - честный, умный, взрослый и проницательный человек, что он единственный из всех постиг суть вещей. Он видит все таким, какое оно есть, в то время как остальные, «положительные», заняты идиотскими щенячьими играми. Советские писатели хотели доказать, что их «отрицательный герой» не слишком силен и далеко не типичен, они наделяли его избыточной нервностью. Ему был присущ какой-то истерический цинизм. Под таким же знаком истерического цинизма прошли многие реальные общественные и культурные процессы в перестроечную и постперестроечную эпоху. Суммируя все, можно сделать вывод, что позднесоветский отрицательный герой нашел полное воплощение в человеке нашего времени со всеми его достоинствами и недостатками. Он – это мы. Так бывает всегда – в лице отрицательных персонажей писатели, не подозревая того, рисуют людей из близкого будущего. Потому как на самом-то деле писатели хотят быть такими, как их отрицательные персонажи. Хотят, но не могут. Потом смогут, поскольку наши желания имеют свойство воплощаться в жизнь.

Что же касается советского «коллективного отрицательного», всяких «империй зла», то здесь результат оказался еще более разительным…. Я очень люблю фильмы семидесятых про «их нравы», все эти прибалтийские боевики с указующим перстом ( жалко, что многие из них не показывают по телевидению). Никогда и нигде я не видел после этого такой насыщенности энергиями греха, такого влечения к тому, что как бы осуждается, такого возбуждения камеры от обыкновенной бутылки кока-колы. Неудивительно, что теперь наша первая реальность до ужаса напоминает ту вторую реальность. «Капитализм», в котором мы живем, не имеет никакого отношения ни к одной из стран мира, но он имеет самое прямое отношение к Мосфильму, Ленфильму и к Одесской киностудии. Это не капитализм как таковой, это – сладкие советские мечты о «капитализме». Мы обитаем в воплотившемся сознании среднесоветского гражданина, блаженно грезящего о стриптизе, боулинге, чистогане, желтой прессе и коррупции.

Что же сулит нам гадание по нынешним негодяям ? Ответить на этот вопрос трудно, ибо литература ныне разделилась на «демократическую» и «патриотическую», для получения стереоскопического изображения современного негодяя надо совместить представления о негодяйстве в одной литературе и в другой литературе, взаимно погасив при этом противоположные идеологические импульсы. В остатке явственно обнаруживаются два качества: во-первых, даже не жестокость, а какое-то элегическое бесчувствие (человек человеку компьютерный символ); во-вторых, полная бессодержательность, пустотелая симулятивность идеологических знаков, которыми герой оперирует - в сочетании с впечатляющими эффектами на внешнем уровне. Получается что-то вроде торжествующего профессора Мориарти, который для вящего понта по четвергам переодевается в Шерлока Холмса и занимает дом на Бейкер-стрит, а по воскресеньям воображает себя Конан-Дойлем и описывает собственную деятельность в двух ипостасях. Советский негодяй был довольно-таки загнанным существом, этот сам загонит кого угодно, причем без всяких поводов и идеологических оправданий. Того негодяя могло урезонить гневное слово товарищей, этого успокоит разве что осиновый кол. Одним словом, нынешний негодяй куда сильней и опасней прежнего, что не предвещает ничего хорошего.